Есть огромная разница между догадываться о том что тебя любят, знать это и видеть, слышать, что тебя любят.
Электричка кладезь человеческих историй, жизни говорящей сама за себя в жестах, взглядах, позах, разговорах.
Я еду на концерт квартирник. Точнее чердачник. Никогда не была и не слушала музыку в таком укромном исполнении. Еду в предвкушении.
Напротив меня уселись три женщины. Принаряженные, с напряженными лицами, как будто готовыми к чему-то необычному для себя и относящиеся к этому исключительно строго. Короче, «Три девицы под окном пряли поздно вечерком. Говорит одна сестрица»:
— Так, надо бы позвонить своему. Где это он там шляется.
— Да, и мне. У меня телефон сел. Дашь свой? Я только предупрежу. — «говорит её сестрица»
— А я — молвит третья девица — своим вперед наганяй произвела — для профилактики. А то потом не докричишься по телефону до этих раздолбаев.
Одна из них набирает номер, на другом конце «провода» ответили и её лицо стало еще более строгим. На лбу сомкнулись, вдруг откуда не возьмись, морщины и ледяным голосом она произнесла:
— Ты чего трубку не берешь? Где ты? Домой пора, рано вставать завтра.
И дальше сухая инструкция о том, как и что должно быть.
Вторая дождавшись освободившегося телефона, набирает номер и так же сухо:
— У меня сел телефон, не ищи меня, приеду позвоню. Ложись спать.
И ВСЁ.
Вот такой короткий разговор с близким, родным человеком. Может быть даже самым дорогим человеком!
Что это?
Смущение ли перед сидящими вокруг людьми? Или представление о том, каким должно быть воспитание, каким должен быть разговор с близким человеком? Типичный стиль общения? Или проявление ощущения неуместности мягкости и душевности?
Не знаю, но что-то, как-то грустно стало. «Ээх» -сокрушенно прозвучало внутри меня.
Я всегда удивлялась тому, что существуют одинокие, чувствующие себя одинокими, пожилые люди у которых где-то есть дети, но они почти не общаются или совсем не общаются. Как это выходит? Какими должны быть отношения, чтобы они стали хорошими, душевными отношениями?
Между «хочу к мамочке, соскучился(лась)» и «надо к матери» огромная пропасть длиною в жизнь.
И поражает меня, что зачастую (не говорю всегда, потому что не знаю про всегда) это какая-то искусственная пропасть, создаваемая чем-то.
Чем?
Дамы сложили телефоны. Примолкли. Лица расправились, как будто ушло напряжение. Вздохнули хором. И … теплым, душевным голосом одна из них шепчет другой:
— Господи, как же время бежит. Мой то, уж на втором курсе. Как один день прошёл!
— Дааа! Тоже смотрю на свою и все думаю, куда же так быстро и налюбоваться то не успеваю.
— А помните? Помните — защебетала третья- Помните, мои мальчишки, как висли оба на мне? Шагу не шагнуть. Все обнимались, как котята. Эх, как было это давно! А сейчас все бегут, бегут болтаться. Где, с кем — не выпытаешь!
И такая нежность разливается по их лицам, такая теплота. Лица озаряет та самая любовь в которой так нуждаются дети, но так тщательно замаскированная под холодной строгостью.
Звонок. Женщина берет трубку:
— Что?
Лицо сново каменеет, брови сходятся в переносице, глаза замирают в одной точке.
— Мало ли чего ты хочешь!!! Сказала домой, значит домой! Через 15 минут проверю! Все! Никаких разговоров!
И не смотря на доносящиеся всхлипывания в трубке, выключает телефон.
Точка!
Как мы говорим со своими близкими? Какую информацию мы передаем не только словами, но и интонацией, эмоцией? Можно ли услышать любовь в этом? Можно ли услышать, почувствовать любовь в том, что и как вы говорите своим близким?
Между «хочу к мамочке, соскучился (лась)» и «надо к матери» огромная пропасть длиною в жизнь. И роется эта пропасть с помощью представлений об надо, лучше, полезнее, иллюзий, установок — да много чего. Много чего из того в чем исключено душевное тепло и пристальный взгляд сердца! Душевное тепло и пристальный взгляд сердца, которые съёживаются и исчезают под НАДО.
А Любовь не может подразумеваться, она может только быть, быть, пропитывая собой все — мысли, слова, интонацию, дела.
А чердачник был восхитительный. В нем было душевное тепло атмосферы, созданного хозяйкой и пристальный взгляд сердец музыкантов, передающих через музыку сказку!

Способность соотнестись с собой и окружающим миром — это то что может привнести в жизнь хорошую долю гармонии. Но всегда ли она — эта способность «под рукой»? Как и кем она формируется? Думаю все теми же значимыми людьми из детства. Ох уж это детство, время закладки фундамента на долгие, долгие годы!
«Молодость, как ты прекрасна, как легка и необременительна» — думаю я, стоя рядом с юной парочкой на платформе. Внимательно, как всегда втихаря, разглядывая их, делаю заключение о том, что они ровесники. Глаза, щечки еще совсем детские. Лет по восемнадцать — двадцать, не больше.
Именно до этого, примерно, возраста девушки стремятся выглядеть старше: модными, стильными, прикинутыми- взрослыми женщинами! Поэтому, вероятно, она в черном кашемировом пиджаке, широких ярко красных брюках, перекинутым через плечо ридикюлем и, конечно, шпильки. Высоченные шпильки от которых тоненькие ножки подкашиваются и кажется дрожат. Она манерно откидывает длинные волосы, открывая так густо накрашенные глаза, что веки дрожат, как ноги, от тяжести туши.
Мальчишки же — они просто мальчишки. Спортивная куртка, кепка и штаны с висящей мотней. Весь его прикид говорит о свободе, независимости и духе противоречия, но выглядит он рядом с красавицей очень напряженно и похоже смущен. В вагоне, куда я старательно протискиваюсь за ними, она как бы ненароком прижимается к нему, наклоняясь к его щеке, а он — стойкий оловянный солдатик — стоит вцепившись в поручень с выражением лица, как у атланта, держащего весь вагон.
В какой-то момент, вероятно, сверлящая мозг мальчишки мысль- «что с этим делать? Сделай что нибудь мужик!» — заставляет его совершить попытку обнять красавицу. Это выходит как-то неловко через молниеносной захват шеи и такой же быстрый отброс в сторону, как от испуга, а скорее демонстрации небрежности. А выглядит-то испуганным.
Девушка небрежно достает телефон и слышу тихую с надеждой проекцию в голосе мальчишки: «тебе домой пора?» Мне кажется я их понимаю очень хорошо. Понимаю, что рядом с девушкой в таком наряде мог бы чувствовать себя свободно мужчина лет двадцати пяти, в стильном костюме и галстуке. А мальчишке было бы уютнее и понятней рядом с девочкой в джинсах и кросах. Тогда сошлись бы пазлы — пазлы соответствия, но это только фантазия! Моя фантазия!
На эту картинку всколыхнулись и мои воспоминания о желании выглядеть модно, стильно, экстравагантно!
Вот и я была такою, триста лет тому назад!
Затянулась бурой тиной
Гладь старинного пруда…
Ах, была, как Буратино,
Я когда-то молода…
Был беспечным и наивным
Черепахи юной взгляд.
Все вокруг казалось дивным
Триста лет тому назад…
Когда я училась еще школе, в старших классах, а это милые, беззаботные восьмидесятые — триста лет тому назад , в нашем мире еще не существовало клубов и баров. Были дискотеки, но я с подругами ходила не просто на дискотеку, а на танцы — танцы с курсантами. Ну куда же еще, при наличии импринтинга на погоны и зеленое, а так же веру в приличность, гнездящуюся именно там?
И вот на такие танцы нам с подругой были сшиты абсолютно одинаковые пиджаки из креплена. Мне ярко малиновый (тогда это был просто малиновый еще цвет!), ей ярко желтый. Это были не просто пиджаки! Это были модные пиджаки восьмидесятых — с огромными плечами и зауженные к низу! Завершали наш модный лук идентичные по цвету повязки на голове с бантиками на боку! Круть, да и только! Две Пугачевы! Видели, где она с Кузминым — «две звездыыыыы!» ? Вот это были мы — две звезды в поле, только что взошедшей зеленой травы! Оценить степень крутизны могли только мы и Алла Борисовна. Юные же курсанты были в состоянии только удивляться, любопытствую издалека на эти «два тополя на Плющихе». Прекрасное было видно только на расстоянии! Они и разглядывали нас, как посетители музея Дали — из далека, сосредоточенно нахмурив брови и потирая виски!
Во так, соотнесясь исключительно с Пугачевой, с ней мы и остались в тот вечер!
Результат не оправдал возложенных на моду ожиданий. Но это точно было смело и точно очень модно! Хотя оценить по достоинству эту красоту в этом месте не мог никто!
Юный друг, всегда будь юным,
Ты взрослеть не торопись,
Будь веселым, дерзким, шумным,
Драться надо — так дерись!
Никогда не знай покоя,
Плачь и смейся невпопад!
Я сама была такою
Триста лет назад…

Я смотрю в отражении вагонного окна, оттуда на меня смотрит взрослая, почти пожилая женщина. Я вглядываюсь в нее, как будто вижу в первый раз, с трудом узнавая свои черты. А может и правда в первый раз? Как же быстро бежит время!
Я пристально вглядываюсь, пытаясь заглянуть в глаза этому образу в окне, с надеждой увидеть там мудрость, но вижу все ту же девчонку пока еще ничего не знающую о соотнесении. И уже не надо прибавлять годы, да и убавлять то не хочется. А соотношусь ли я сегодня со своим возрастом в полной мере? Какое у меня о нем представление и есть ли оно вообще? Какой меня видят окружающие, соотношусь ли я с ними? Вот такой он — мой фокус внимания — сегодня!

13.00 в метро — это впечатление от отношений. Проснулись, распрямились, прихорошились! 9.00 — пробуждение! Медленное осознавание происходящего в мире через гаджеты и внесение себя в жизнь. А вот сегодня 8.00!
8.00 утра в метро на платформе тревожно-нетерпеливое переминание групп людей, рассредоточенных по примерному представлению где будет дверь. Кто-то очень мудрый сделал в Питере метро, где нет платформы, как таковой, а есть только двери — сразу ясно где толпиться. Выбираю кучку поменьше. Подползающий поезд, усиливает кучкование и желание оказаться в вагоне, как у сперматозоидов попасть в матку. Вагон — первая цель и я беру ее штурмом Высота взята!
Я попадаю в царство нефритовых воинов. Негде даже гаджету упасть! Стоим плотно прижавшись друг к другу, пытаемся прикинуться спящими — авось не тронет никто!
Здесь птицы не поют, деревья не растут,
И только мы к плечу плечо врастаем в землю тут.
Горит и кружится планета,
Над нашей Родиною дым,
И значит, нам нужна одна победа,
Одна на всех, мы за ценой не постоим!
Победа проблескивает в глазах стоящих на каждой остановке при взгляде на тех кто так и остается топтаться на платформах.
Я стараюсь перехватить руками выпадающие сумки где-то внизу…. и сжимаю в руках чью-то ягодицу. Рядом извиняющийся голос зажатой женщины откуда-то снизу пищит: ой извините я попала к вам в карман!
С другой стороны, почти в самое ухо, слышу милый детский голос с энтузиазмом, рассказывающий, как нужно вычислить размер оси между двумя передними колёсами! Я на сколько могу отодвигаюсь чтобы увидеть это чудо. Чудо — милая девчушка в шапочке с ушками, как у киски и горящими интересом глазами . Не обращая внимания на тесноту, она так увлеченно рассказывает о том, что ну совсем никак не соотносится с ее внешностью — хрупкостью, молодостью и нежностью.
Скоро Павелецкая на этой остановке обычно выходит много людей. Прикидываю, как зацепиться чтобы не вынесли, но подъезжая встречаюсь с тем, что люди вокруг объединены трудностью и общей целью доехать. С разных сторон доноситься вежливое: Простите. Позвольте. Вы выходите на следующей? Давайте поменяемся. Разрешите, пожалуйста. От этого становиться уютно и безопасно — в тесноте, да не в обиде!
А на остановке в вагон впихивается, иначе нельзя, счастливчик! Это мужчина ростом под два метра! Он счастливчик, потому что возвышаясь над всеми, ему достается больше всего пространства и воздуха. С верху, оглядывая макушки страдальцев, в его глазах появляются искры сочувствия, а на губах — тёплая улыбка. Я с завистью его разглядываю краем глаза. С завистью не только потому, что он занимает vip пространство вагона, а еще потому что он обладатель, так мне нравящейся, медно-рыжей шевелюры! Поэтому он счастливчик дважды!
В душе я тоже рыжая и мне приходится прилагать много усилий, Господи, чтобы исправлять твою ошибку, для того чтобы это было и снаружи. Это мой давний вопрос к Господу Богу, остающийся без ответа:» Зачем, ну скажи, Господи, зачем мужчинам такие красивые волосы или, скажем, длинные, пушистые ресницы? Они же и так прекрасны и без волос, и без всего остального внешнего. Они мужчины — сила и это главное!»
На Театральной я выпадаю из теплого, ставшего родным вагона и попадаю в людскую реку, несущую меня по переходу к Охотному. В переходе «река» обтекает мужчину, стоящего, как остров Буян, с гитарой в руках. Его мягкий, глубокий голос разносится по всему пространству, легко поднимаясь к сводам потолка, внося в души крупицы покоя и безмятежности.
С чего начинается Родина?
С картинки в твоем букваре,
С хороших и верных товарищей,
Живущих в соседнем дворе.
А может, она начинается
С той песни, что пела нам мать,
С того, что в любых испытаниях
У нас никому не отнять.

С чего начинается Родина?
С заветной скамьи у ворот,
С той самой березки, что во поле,
Под ветром склоняясь, растет.
А может, она начинается
С весенней запевки скворца
И с этой дороги проселочной,
Которой не видно конца.

Кажется, что это какая-то другая Родина. Наша Родина начинается с метро!

Половина моего мужского рода по папиной линии и мужа — военные.
Большую часть своей жизни я прожила в военных городках, среди военных.
Когда я была совсем маленькой, года 3-4, мама оставляла меня дома одну,
я залезала на подоконник, где стоял телефон, не простой телефон. Это был
военный телефон, он отличался от обычных тем, что подняв трубку оттуда
доносился мужской голос: «коммутатор Анапа». На коммутаторе все
солдатики меня знали, услышав мое лепетание они с удовольствием (мне
так казалось) со мной болтали, рассказывали мне сказки. У меня очень
теплые о них воспоминания. Спасибо вам, что вы не оставляли меня одну.
Мой любимый фильм — «Офицеры», где в главных ролях
Василий Лановой, Георгий Юматов и Алина Покровская. Я смотрела этот
фильм, наверно, тысячу раз и с удовольствием делаю это снова и снова.
Я вообще очень люблю фильмы про военных. Поэтому мужчины в форме
всегда привлекали мое особое внимание!
Я еду на работу и сидя в вагоне метро (ну где же еще, конечно метро —
кладезь впечатлений!) мои глаза внимательно разглядывают группу
молодых курсантов, стоящих неподалеку от меня. Они стоят все подтянутые,
с иголочки строгие и кажутся мне воплощением мужественности.
Производят они на меня впечатление, своим внешним видом, выправкой
и неспешной, кажущейся сосредоточенной, беседой, как очень серьезных,
ответственных и надежных людей. Я даю им большой кредит доверия!
Вот так ничего не зная об этих людях, как личностях, срабатывает мой положительный
опыт детства, как импринтинг у гусенка на военную форму. Военная форма — можно доверять!
Понимаю, что у многих это не так, но у меня как-то слепилось именно так.
С другой стороны от меня — группа молодых людей » стиляг», для меня это от слова стильный.
Они яркие, модные от носков до прически с манерно вздёрнутыми челками.
Они шумно что-то обсуждают, хохоча откидываясь назад.
Я аккуратно разглядываю и их, представляя этих парней, как
творческих, креативных людей. Ох, думаю я, это совершенно
противоположный тип мужчин, они взбалмошны, не надежны в своих предпочтениях,
порхают от впечатления к впечатлению, как шмели с цветка на цветок — ну в точности
рассуждение черепахи! Откуда у меня это представление? Склоняюсь к тому, что эта идея не моя личная.
Много у меня к ней вопросов! Но ведь мысль то возникла, возникла же!
Интересно, как я так с размаху определила кто надежен, а кто нет? «Что-то тут не так» — думаю я.
И я мысленно провожу эксперимент — меняю эти две группы молодых людей одеждой!
Вот тебе раз! Я вижу все с точностью наоборот! Курсанты в стиляжной одежде становятся холодно
надменными, а «стиляги» в военной форме выглядят грациозно смеющимися, ну точно, над чем-то
высоко интеллектуальным, как будто в форме не предполагается говорить о ерунде.
Похоже, одежда может нести в себе определенное представление о личности.
Но является ли это правдой? Не уверена.
Интересно, как внешность и детский опыт могут наложить отпечаток на восприятие окружающего мира!
Осторожно, черепаха, осторожно! Фокусируйся душой!

Солнце и Луна
Я в салоне красоты! Раньше ( сказала черепаха) это называлось парикмахерская, а теперь, вполне заслуженно, Салон Красоты. И правда, здесь всё и все про красоту: все с маникюром, прической и бровями, разговоры и взаимоподдержка тоже про то, как это усовершенствовать друг на друге.
Салон, в который я зашла , именно такой. А ещё в нем нашлась изюминка и для меня!
Здесь оказалось возможным наблюдать такое не частое природное явление, Луну и Солнце в одном поле. Они работают за соседними столами!
Меня усадили к девушке Луне. Это девушка с тонкими чертами лица, мраморной, как будто с голубоватым отливом кожей и огромными, огромными серыми глазами. Её хочется разглядывать, пристально вглядываясь в черты, как в статую Микеланджело, в поисках неточностей. Но она идеальна! Все детали выточены без точно и поэтому с одной стороны не удивительно, что она двигается, а с другой воспринимается, как чудо ожившей средневековой статуи! Когда она дотрагивается до моих рук, я чувствую её прохладу.
Она молчалива и это кажется естественным (статуи молчаливы), возникающая воспитанная мысль — надо бы что-то сказать, не очень вежливо молчать-то все время — проваливается в какую-то пропасть, как невозможная. Хочется только любоваться, молча и издалека. В те редкие моменты когда она оживает, ее глаза освещаются холодным светом и есть в них что-то волчье. Не злое, нет, а что-то проникновенное и одинокое. А если на лице появляется эмоция, она такая же четкая, как и ёе черты. То как она реагирует на проходящих коллег можно понять, как она относится к каждому из них: неприязнь, пренебрежение, зависть, интерес.
Трудно оторвать от нее взгляд! Она притягивает и одновременно отталкивает, но есть ясно ощутимая дистанция, как загородка в музее, дальше которой подходить запрещено!
Вероятно, она была музой А. Добронравова (простите, я чуть подправила маэстро. Черепаха же):

Ее всегда среди женщин земных угадаешь,
И если увидел, то глаз уже не оторвать,
И дрогнет душа, потому, что ты даже не знаешь,
Чего и когда можешь ты, от нее ожидать…

И в серых глазах утопают ближайшие звезды,
И лучше поверь, на пути у нее не стоять,
А если внезапно уйдет, значит это серьезно,
Подарит улыбку и станет загадочно ждать…

Просто одинокая волчица,
Не любого может полюбить,
Словно неприступная царица,
Ни купить нельзя ее, ни приручить

И если лед её перед сердцем горячим расстает,
Забудет она своего одиночества боль,
Забудет знакому роль, что так долго играет,
Как будто воскреснет и снова поверит в любовь.

Кто хотел взаимности добиться,
Перебрали тысячу причин,
Просто одинакая волчица,
Ищет своего среди других.

Даже не знаю почему назвала её Луной, а больше описала Волчицу. Наверно от того, что они вместе составляют привычную глазу картинку из книг.

Другое дело — Солнце! Она сидит за соседним столом. Высокая, круглолицая, белокурая. Вы ожидали рыжая? А вот нет! Но в ярко красном брючном костюме. Все её лицо усыпано веснушками. Улыбка не сходит с её лица, разбегаясь лучиками вокруг глаз и веснушки прыгают по лицу, как солнечные зайчики. Она болтает с упоением, рассказывая о родной Белоруссии, о зайчике сынишке, о доме. Делиться своими впечатлениями обо всем, что видела, слышала и читала. И ни на минуту не забывает о том кто сидит напротив нее, интересуясь как и что у клиента.
Вокруг нее кипит жизнь! К ней все время кто-то подходит, кто-то обращается. Вот от парикмахера прибежала бабуля: «деточка, я принесла тебе травки, заваривай и пей. Кашель быстро пройдет». Подошел большой неуклюжий, сильно смущающийся мужчина и почти заикаясь, полушепотом спросил не хочет ли она с ним отобедать. На что Луна-Волчица, слегка изогнув губы в усмешке, больше похожей на зависть, спросила:»папик?» Солнце рассмеялась, выстрелив очередной порцией лучиков и зайчиков: «ну что ты! Просто это мой вчерашний клиент. Делал маникюр.» Администратор с завидной регулярностью кричит ей из-за стойки: «Беллорусочка, возьмешь еще человечка?» И хитро ей улыбается.
Клиентка, сидящая напротив, улыбается с пониманием и нежно смотрит на Солнце!
От нее не просто веет теплом и любовью, она пышит теплотой и любовью. Кажется, что она в состоянии обнять весь мир! Что впрочем и присуще Солнцу!
И даже на расстоянии рядом с ней можно греться! Логично, она же и есть Солнце!
Солнышко ласково нас обнимает,
Теплым лучом беспокойно шалит,
Солнышко чувствует, солнышко знает,
Как его лучик утрами бодрит…

Как его зайчик, ну тот, что на стенке,
Радость приносит с собой иногда,
В солнечном свете любые оттенки
Смотрятся ярче и лучше всегда!

Что же тогда, если солнышко скрылось?
Как без тепла его? Как без лучей?
Нужно лишь, чтобы оно отразилось
В каждой открытой душе у людей!

Вот так я и жила эти полтора часа, глаза тянулись к Луне, а душа к Солнцу!

Сново 9.00! Сново метро! Удивительное место! Метро, как лес, где много всего, богат он неимоверно, а свой гриб надо еще поискать!
Гаджеты, гаджеты, гаджеты!
Стою переминаюсь, томлюсь!
И вот, мое внимание привлекает девушка, стоящая от меня через два человека. Тоненькая, хрупкая девушка с длинными в кудряшках волосами. Она стоит широко расставив ноги чтобы не упасть и двумя руками держит толстую зеленую книгу. Вот оно! Я потеряла покой!
Что она читает? О чем? Что такое интересное ее захватило, что она не замечает, как опасно балансирует в шатающимся вагоне?
Я стояла и думала, что вот, ведь гаджет — это тоже про что-то читать, а у меня не возникает желания туда заглянуть, не появляется интерес: мммм что там такое интересное? Другое дело КНИГА! В ней есть что-то завораживающе, притягивающее, манящее!
Книги! Толстые, тонкие, с запахом типографской краски, шелест переворачиваемой страницы, ощущение пальцами шероховатости бумаги! Книги — живые! Я очень люблю заглядывать в книги! Мне всегда очень интересно, что люди читают! Когда-то я увидела плакат на дороге — «каждая прочитанная книга — это еще одна прожитая жизнь!» Да, я с этим согласна! Для меня это так!
И еще, я помню времена (сказала, старая черепаха!) когда в вагоне метро все сидели с книгами. Питерское метро считалось самым читающим в мире.
Я стою поодаль, между нами два человека и я не могу, ну никак не могу удовлетворить свой интерес. Я вытягиваю шею, слегка приседаю, но нет — ни черта не вижу.
И, о, счастье! Прямо напротив нее освобождается место. Это удача!
Я никогда так не пробивалась на свободное место!
«Прости, извините! Можно я пройду! Разрешите, пожалуйста мне сесть!» — бормочу я от нетерпения!
Я у цели! Сижу под книгой, готовая поймать девушку при падении. Ведь она продолжает балансировать, вцепившись тонкими, длинными пальчиками только в книгу и не отрывая от нее взгляд. Смотрю, пытаясь собрать буквы между пальцами.
О, Уилки Коллинз «Лунный камень»!
Интересно, какую жизнь эта девушка сейчас живет? Кто она? Кем себя представляет? Рэйчел, Розанной?
Ее лицо замирает, глаза быстро бегут по строчка, ведет бровью и снова замирает. Замирает в ожидании того, что же будет дальше!
И тут — ааа, проехала! Опоздаю! Беги черепаха, беги! Фокус внимания под ноги! Не упасть!

9 утра в метро, это не 13.00. Это колоссальная разница! Людей много, гаджеты в руках, глаза уперты в них. Что они читают? На что смотрят? Почему это не вызывает ни у кого никаких эмоций?
Вторая половина вагона смотрит в даль, смотрит застывшим взглядом. Это наверно, полный вагон «сов»?! И вот слева от себя выискиваю парочку. Они стоят друг против друга. Молчат. В какой-то момент мужчина наклоняется и что-то говорит даме. Она поднимает глаза и ее лицо на секунду озаряется мягкой приветливой улыбкой и исчезает, как будто общая вагонная заморозка снова достигает ее. Интересно, они знакомы?
Мужчина мнется, как будто пытается найти еще что-то, какие-то слова — слова способные оживить, но в атмосфере «анабиоза», похоже, это ему трудно.
Они так и остаются стоять, глядя в неизвестную даль, далеко друг от друга по ощущению внешне и «стучась в закрытое окно» друг к другу по ощущению внутри.
Вдруг, на следующей остановке напротив меня оказывается молодой человек с плейером, заткнутыми наушниками ушами. Заткнутые уши, как будто отгородили его от происходящего вокруг и он не успел заморозится. Он стоял, слушал что-то в плеере и это отражалось жизнью на его лице. Молодой человек, то хмурил брови, то цокал языком — эээх, то улыбался.
Интересно, что он слушает? Что слышит? Что чувствует?
Я начинаю мысленно повторять движения его лица, хотя, конечно, есть большая вероятность что мое лицо тоже оживает в такт ему. Хмурюсь, цокаю, улыбаюсь —
Классика! Эх, жалко нельзя проверить!
Выхожу из утреннего подземного мира на улицу, а здесь все, все давно ожило. Все сияет, бежит, шумит, поет. Мороз и солнце; день чудесный! Еще ты дремлешь, друг прелестный? Пора, красавица, проснись: Открой сомкнуты негой взоры!